Интервью оказалось по впечатлѣнiю вполнѣ созвучно тѣмъ мыслямъ Ортеги-и-Гассета, которыя тотъ высказалъ по поводу невѣжества ученыхъ спецiалистовъ вообще и Эйнштейна въ частности: тотъ высказывался по испанскимъ дѣламъ (и — добавимъ — по русскимъ), не понимая въ нихъ рѣшительно ничего. Съ Геймомъ дѣло обстоитъ еще проще: его отвѣтъ на приглашенiе въ Сколково состоялъ изъ осмысленныхъ словъ, но представлялъ собой крикъ ужаса, который его охватилъ, когда онъ представилъ себѣ возвращенiе въ страну, — и, разумѣется, былъ вызванъ старыми воспоминанiями, въ т. ч. того перiода, когда онъ получалъ свое совѣтское образованiе. Сейчасъ въ первый попавшiйся подъ руку наборъ осмысленныхъ словъ облекается желанiе гостя сдѣлать хозяевамъ прiятное.
Истинная сторона его мысли заключается въ томъ, что въ СССР было нѣсколько очаговъ (думаю, пальцевъ двухъ рукъ для перечисленiя хватитъ) качественнаго физико-математическаго и естественнонаучнаго образованiя. По большей части они были либо прямымъ продолженiемъ образовательныхъ институцiй РИ, либо, какъ Новосибирскъ, ихъ филiалами. Съ чего бы математическому образованiю въ этихъ учрежденiяхъ упасть? Воздѣйствiе власти было двойственнымъ: съ одной стороны, событiя вродѣ этого препятствовали развитiю науки, съ другой — въ математикѣ и нѣкоторыхъ областяхъ физики ихъ было все же меньше, чѣмъ въ другихъ, погубленныхъ полностью или въ значительной степени. Второй факторъ также сыгралъ значительную роль: физика и математика стали пристанищемъ для тѣхъ, кто въ нормальной обстановкѣ, безъ идеологическаго давленiя, могъ бы обратиться къ другимъ отраслямъ знанiя*. За счетъ ихъ обезкровливанiя математику дѣйствительно усилили сравнительно съ естественнымъ ходомъ событiй; но, полагаю, даже и этотъ эффектъ въ конечномъ счетѣ оказался недостаточнымъ, поскольку нѣтъ никакихъ основанiй предполагать, что естественное развитiе научно-образовательныхъ институтовъ Имперiи (безъ этого дополнительнаго притока, но и безъ чудовищныхъ препятствiй на пути жизни какъ таковой) дало бы меньшiе результаты.
Мнѣ какъ-то говорили, что Новосибирскiй университетъ (новый) лучше Томскаго (Императорскаго). Разумѣется, рѣчь шла не объ университетѣ въ цѣломъ (совдепiя не въ состоянiи создать полноцѣнный университетъ, поскольку гуманитарное образованiе лежитъ за рамками ея возможностей, и основанiе качественнаго историко-филологическаго факультета въ СССР — событiе, котораго не было и быть не могло). Но, собственно, почему бы преемнику ИАН не создать въ крупнѣйшемъ городѣ Сибири интеллектуальный центръ, въ разрѣшенныхъ областяхъ сопоставимый съ не самымъ сильнымъ университетомъ Имперiи и даже его превосходящiй? Ну а ужъ если Новосибирскъ превосходитъ Томскъ въ гуманитарной области (меня бы это сейчасъ не удивило), это свидѣтельствуетъ только объ одномъ: Томскiй университетъ цѣленаправленно и успѣшно портили (судя по ихъ Жуковскому, весьма цѣленаправленно и успѣшно).
________________________________________
* Споръ о характерѣ и структурахъ способностей завелъ бы насъ далеко. Мнѣ все-таки представляется, что научныя способности обладаютъ опредѣленной универсальностью.