Самому мнѣ писать давно не о чемъ; потому остается только высказывать досужiя размышленiя о чужихъ опусахъ. Начнемъ — естественно, съ
И эстетическое, и соцiальное зрѣнiе у него — на обычной высотѣ. Но — не столько споря, сколько дополняя, — имѣетъ все-таки смыслъ сказать, что мы въ этой области сталкиваемся съ двумя соблазнами. Первый — обывательскiй: вода въ нынѣшнiя времена недостаточно мокрая, а соль — какая-то несоленая. Второй — противоположный, филологическiй: ситуацiя была однотипной во всѣ времена, и различiе между эпохами — только аберрацiя сознанiя современника. На самомъ дѣлѣ трудно было бы ожидать, чтобъ въ обществѣ, гдѣ разрушена любая iерархiя, кромѣ денежной, сохранилось бы представленiе объ iерархiи культурной. Субъективизмъ вкуса и финансовый успѣхъ попсы — прямая проекцiя демократическихъ цѣнностей на данную область. Хронологически дѣло Маратовъ и Робеспьеровъ такъ же не пропастью отдѣлено отъ дѣла братьевъ Шлегелей и госпожи де Сталь — а о соцiальныхъ послѣдствiяхъ кое-что могъ бы разсказать одинъ русскiй поэтъ, охотно торговавшiй рукописями, но не продававшiй вдохновенiя.
Но культурная iерархiя — это не только то, что складывается соцiально, а и то, что написано на небесахъ. И при черныхъ полковникахъ, и при Керенскомъ Пушкинъ больше Евтушенки. И если эта «небесная» iерархiя не подкрѣпляется соцiально — это значитъ только то, что она остается на наше усмотрѣнiе, на нашъ собственный страхъ и рискъ; мы назначены ее охранять и поддерживать. Потому, когда
Первый же текстъ — примѣръ того, какъ демократическiя цѣнности ведутъ борьбу противъ культурной iерархiи, маскируясь подъ «сложность». Въ какомъ-то смыслѣ забавный.