Я, честно говоря, самъ не знаю, хочу ли я, чтобъ съ Ерофеевымъ и Сорокинымъ сдѣлали что-нибудь нехорошее. Конечно, для того чтобъ разсматривать ихъ «творчество» какъ несусвѣтную дрянь, не нужно его читать (что и затруднительно безъ перчатокъ) — по косвеннымъ признакамъ видно вполнѣ достаточно. Конечно, ни въ одной благоустроенной и цивилизованной странѣ такое не могло бъ появиться въ печати.
Но если мы, скажемъ, отправимъ ихъ въ тюрьму, то это будетъ значить слѣдующее: мы признаемъ за литературой въ узкомъ смыслѣ слова — изящной словесностью — общественное и даже политическое значенiе. Она таковымъ, безспорно, обладала въ эпоху Пушкина и Толстаго, и даже еще сравнительно недавно (если вспомнить исторiю съ сибирскими рѣками).
А вотъ сейчасъ не обладаетъ (какъ не обладала, скажемъ, въ эпоху французской революцiи). И въ чемъ тутъ дѣло? Что, френды, думаете по этому поводу?
Либо это влiянiе не досталось никому; либо оно перешло къ публицистикѣ и инымъ формамъ (общественно значимая литература существуетъ прежде всего въ обществахъ съ несвободной печатью); или просто концепцiю литературы надо расширить, и тогда паденiе влiянiя окажется фикцiей? И было бы лучше, если бъ изящная словесность стала общественно и политически вѣсомой?
